Кроткий Вир бешено сверкая глазами налетел на возницу, схватил за горло сильными пальцами и держал на весу, пока черный единорог топтал нескольких невесть как попавших в долину наемников.

К плачущей Омиллон запрыгнула Лилия с черпаком наперевес, следом гибкой змейкой скользнула Рада. Женщины сели рядом с молодой матерью, уперлись ногами в борта, накрыли малышку всем, что нашлось внутри — от одеял до сумок, надеясь защитить от случайной стрелы.

Все кончилось быстро. Ворота с треском сдались очередной бешеной атаке диких наемников, Иссиэль оставшийся на стене с громким криком повел измученных воинов на защиту. В это же время несчастный фургон за который сражались пробравшиеся в долину чужаки и Блекрайн вдруг с прощальным треском опрокинулся на бок и под крики женщин и реактивный плачь разбуженной крохи пополз вниз с возвышения, на котором находился лагерь.

Смертельная угроза а-таллион и новорожденной дочери сделало то, чего опасался Иссиэль. Блекрайн затрубил от душевной боли, встал на дыбы, припечатав копытами пару самых наглых наемников, успевших всадить ему в плечи по паре арбалетных болтов, потом крутанулся на месте и по его телу прошла волна, покрывающая темную шерсть золотой рябью. Наемники отшатнулись, не понимая, что происходит.

Слетающая с единорога черная шерсть разлеталась в стороны острейшими зазубренными лезвиями, поражая каждого, кто попадался на из пути. Несколько штук даже противно стукнули о днище фургона, но Блекрайн, поняв, что происходит ринулся к воротам, сея смерть на своем пути.

Иссиэль моментально сорвался с барбакана, и бросился к фургону, спасать женщин. Вдвоем с Виром они вытащили ошеломленных испуганных женщин. Омиллон плакала, Рада шипела, точно разъяренная кошка, а Лили сжимала в руках свой лекарский саквояж и первым делом начала ощупывать Иссиэля в поиске ран.

Убедившись, что все живы, и даже целы, они вдруг поняли, что битва уже закончилась! Возле ворот было пусто. Стонали раненные, хрустело под копытами золотого единорога брошенное оружие, сверкая золотыми разводами на черной шкуре Блекрайн шел к любимым. Омиллон поднялась на дрожащих ногах, шагнула вперед, прижимая к себе дочку и обняла широкую шею мужа. Под ее рукой черные щетинки снова стали обычной шерстью, а золотые мягко заблестели, сияя в лучах полуденного солнца.

Иссиэль, поняв, что настало его время громко возвестил:

— Битва закончена! Кто бросит оружие — уцелеет! Несколько живых, вовремя упавших наемников торопливо отбросили мечи и арбалеты, а лорд советник продолжал: — мы сохраним вам жизнь, если вы дадите магическую клятву не причинять вреда ни одному единорогу!

Уцелевших наемников связали цепью, и после принятия магической клятвы велели утаскивать за пределы долины погибших. Вир вместе с другими единорогами принялся заново ладить ворота, причем искусный столяр не поленился отправить парочку «белых коников» за дубовыми досками и хорошим железом. Омиллон сказала, что уже оправилась и сможет зачаровать каждую доску на крепость камня, так что воротам грозило стать произведением искусства.

Лилия устроила тут же в палатке полевой госпиталь, в первую очередь латая и перевязывая единорогов. В основном ей пришлось вынимать арбалетные болты, залечивать мелкие ожоги от смолы и кипятка, да еще вправлять вывихи торопливым или слишком усердным.

Наемники получившие раны от зазубренных лезвий прожили не долго. То ли специфическая магия черного тому виной, то ли жестокость самих ран. Рада крутилась рядом лекаркой, помогая, любопытно нюхая травы и снадобья, заодно прячась возле Лилии от слишком усердного внимания Вира.

Золотой единорог не отходил от своей семьи. С помощью Иссиэля он поднял фургон и теперь чинил колесо и треснувший полог, понимая, что за день со всеми делами не управится и всем придется еще какое-то время побыть здесь. Омиллон сидела рядом, тихонько напевая колыбельную, заодно плетя защитные заговоры для дерева и инструментов.

Лорд Иссиэль разложил дорожный письменный прибор и старательно описывал все произошедшее вожаку. Голуби быстро доставят его послания, а заодно принесут вести о других нападениях, если они были. Советник крайне волновался за другие посты, но оббежать всю границу за три дня, как прежде он не мог — здесь была его а-таллион, а его инстинкты требовали охранять свою половинку и не оставлять ни при каких обстоятельствах.

Остаток дня все трудились не покладая рук, чтобы спокойно спать. На закате Блекрайн вышел к лощине, в которой складировали тела погибших наемников и призвал растения. Уцелевшие наемники в ужасе смотрели, как по каменным уступам ползут вьюнки и длинные корни, чтобы опутать тела, впиться в них и скрыть ворохом стремительно растущей зеленой листвы.

— Так будет с каждым, — прогрохотал молодой единорог, — кто осмелится явиться в нашу долину! Ступайте и расскажите своим нанимателям!

Разоруженные, перепуганные люди ушли, сопровождаемые грохотом запираемых ворот.

Эту ночь мало кто мог уснуть. После полуночи, когда взошла огромная яркая луна, Лилия тихо собрала инструменты, обошла раненных, проверила жаровню и вышла в ночную свежесть. Благодаря своевременной уборке и еще Блекрайну, призвавшему к становищу мяту, полынь и цветущий багульник в воздухе не чувствовалось запаха тления. Лишь свежесть, доносящаяся с ближайшего ручья и дым костров, на которых готовили ужин.

Не успела лекарка сделать и нескольких шагов, как одна из теней вдруг зашевелилась, обретая материальность.

— Лорд Иссиэль! — девушка облегченно выдохнула, зябко обнимая себя руками.

Единорог молча приоткрыл полу своего плаща, приглашая ее прижаться к нему в поисках тепла и утешения. Она смело шагнула ближе. За прошедший в одиночестве год Лилия научилась ценить короткие моменты душевной близости, тепло рук, саму возможность прижаться к тому, кто с готовностью обнимет.

— Отойдем к ручью? — голос мужчины был тих, но звучал напряженно.

Лилия кивнула и обняла Иссиэля за талию. В молчании они дошли до пригорка, с которого ночной ветерок сдувал комаров. Там лорд сел, усадил Лилию себе на колено и с легким стоном зарылся в ее волосы:

— Как я скучал!

— Я тоже! — девушка несмело погладила длинные светлые волосы единорога, а потом осмелев запустила ладонь ему под косу и сама коротко и немело чмокнула мужчину в губы. Он улыбнулся, прижал ее теснее и шепнул:

— Смотри, как надо!

Оххх, вот это был поцелуй! Нежный, сладкий, крепкий и такой длинный, что опомнились они лишь тогда, когда кто-то прошел рядом, чертыхнулся, извинился и наконец ушел.

— Вылезай, мышонок, часовой уже ушел! — Иссиэль улыбаясь заглядывал под свой плащ, уговаривая Лилию снова показаться низкой сияющей луне.

— Мне стыдно! — отвечала девушка, краснея и плотнее прижимаясь к мужчине.

— Тебе нечего стыдиться, — Иссиэль ласково разжал кулачки, вцепившиеся в его рубаху и провел ладонью по спине девушки, заставляя ее выпрямится. — Завтра мы отвезем Блека с женой в их дом, а сами отправимся в храм. Матушка Мельдина будет счастлива поженить нас.

Лилия завозилась, потом повернулась так, чтобы лунный свет падал на лицо Иссиэля:

— И все?

— И все. Сразу свадьба, потому что я не хочу дожидаться церемоний, пошива приданного и прочей ерунды. Я хочу, чтобы ты всегда была рядом, упрямо сопела, когда что-то не получается и звонко смеялась, когда счастлива. Дом у нас есть, работа для тебя всегда найдется, тем более сейчас…

Тут лорд заметно помрачнел.

— Что случилось? — Лили заглянула в глаза своему мужчине, стремясь разделить с ним его печаль.

— Отравление. Здесь замешана Аминта. Зря лорд так легкомысленно отнесся к ее увлечению молодыми единорогами, — сжал кулак Исс, — Она подговорила одного из них добавить «приправу» в суп, сказал, что эта трава придаст воинам сил. Парень сам признался, сидя в кустах вместе с остальными. Кроме того, Аминта умудрилась протащить в долину наемников, через северное ущелье. Спрятала их где-то в тех оврагах, куда она ходила за травами, и пока мы тут отбивали атаку отряд напал на замок. Есть пострадавшие, вожак ранен.